Посвящается Вере Мещеряковой
- Здравствуйте, меня зовут Серафим и я ангел-хранитель.
Господи, я так надеялся, что хотя бы здесь этого не будет. Я открою вам страшную тайну: это будет всегда и везде. Не благодарите.
- Привет, Серафим!
- Доброго дня, Серафим!
- Здравствуй, Серафим!
- Приветствуем тебя, брат Серафим, и рады тебе!
Да, имена тут и в самом деле такие дурацкие. И да, все остальное тоже. Взять хотя бы эти невыносимые «доброго дня» и «рады тебе» вместо человеческих «добрый день» и «рады тебя видеть».
- Расскажи нам, что у тебя стряслось, Серафим!
- Что у тебя на душе, Серафим?
- Как ты, Серафим?
- Как твои дела, друг?
Как мои дела? Мои дела хуже некуда. Герой какого-нибудь карманного детектива или ужастика Стивена Кинга сказал бы в этом месте что-нибудь вроде «Не, друзья мои, поганая это работенка, что не говори, а паршивее работенки у меня еще не было». Хороший, кстати, прием. Оформить как цитату - и умыть руки - какое-нибудь «эдакое» позерское клише из серии «я слишком стар для этого дерьма», психологическую недостоверность которого ты сам прекрасно и осознаешь, и признаешь, но которое когда-то давно настолько крепко и цепко очаровало твое подростковое сознание своей «нуарностью», что рука так и тянется ввернуть его в текст, даже несмотря на то, что одновременно та же рука тянется закрыть твое лицо от стыда.
- Я не смог уберечь свою опекаемую.
- Ох, Серафим!
- Сочувствую, Серафим!
- Мне так жаль, брат!
Господи, ты серьезно? Ладно еще там, на земле, но здесь?
- Расскажи нам, Серафим, что случилось и как это произошло.
- Она занимается воздушной гимнастикой на полотнах.
- Она циркачка?
- Она спортсменка?
- Она олимпийская чемпионка?
- Нет. Этим спортом сейчас может заниматься любая домохозяйка. Это направление есть в любом фитнес-клубе. Она, кстати, домохозяйка. И содержит интернет-магазин товаров для дома.
- Ох, ну надо же!
- Какая молодец!
- Ничего себе!
- И что случилось, Серафим?
- Она сорвалась с полотен.
- О, боже!
- Ох!
- Как?!
- Она жива?
- Она не очень пострадала?
- Она упала с небольшой высоты. Она недостаточно туго затянула петлю из ткани и та разошлась. Она сломала нос. Крови, конечно, натекло. Но нос даже вправлять не понадобилось, он оказался несильно искривлен.
- Слава богу!
- Какой ужас!
- Но как так вышло?
- У меня аж сердце в пятки!
У тебя нет пяток. И сердца. И мозга. Последнего, судя по всему, никогда и не было.
- Ох, но где же был ты в этот момент?
Где был я? Я был рядом. Я просто смотрел на ее тренера. Она очень хорошенькая. Холерик и чувство юмора изумительное - люблю таких. Да, давайте лишим меня лицензии и дружно зашикаем до смерти, благо, я к вам сюда и не напрашивался. А вид моей опекаемой вгоняет меня в вечный сон - ну не могу я с этим ничего поделать.
- Я отвлекся.
- Серафим!..
- Ты устал?
- У тебя депрессия?
- Ты задумался?
- Ты давно был у психолога?
- Какой у тебя индекс профвыгорания, Серафим?
- Серафим, ангел-хранитель не может просто так взять и отвлечься. Ты можешь рассказать подробнее, как все было? Как ты мог отвести от своей опекаемой всевидящий заботливый взгляд своих светозарных очей?
Господи, скажи, где мне взять сил и выдержки его не отводить? Я же помираю от скуки. Я же на стены уже лезу.
- Может быть, ты ее… не любишь, Серафим?
- Серафим?
- Брат?
Умрите. Умрите все…
- Нет! Нет! Этого не может быть!
- Это невозможно!
- Серафим?!
Не люблю? Да нет, не не-люблю. Она не самый худший вариант, что мог достаться. Симпатичная, милая, живая, увлекающаяся. Просто она... посредственная. Она не виновата в этом, но и я не виноват в том, что мне дико скучно с ней. Я сам терпеть не могу делать свою работу плохо. Но я ведь этой работы не хотел, правильно? Меня сюда упекли против, я напомню, моей воли. На перевоспитание - господи, ты и вправду все это всерьез?
- Как же так вышло? Давайте обратимся к записям с ментоскопов и послушаем, что сказала по этому поводу в своих молитвах сама опекаемая нашего возлюбленного коллеги Серафима.
«Мой нежный, мой добрый, мой самый лучший в мире ангел-хранитель!»
- Ох!
- Ооо!
- Как же это мило!
- До чего же она славная!
- О такой можно только мечтать!
- Чудо!
«Это был жестокий урок, но я тебя ни в чем не виню, видимо, по-другому было нельзя. Я только прошу тебя дать мне подсказку, чтобы я могла понять, что ты хотел мне этим сказать. Ты ведь хотел мне что-то сказать! Предостеречь меня от чего-то. Что ты хотел сказать? Что мне не стоит заниматься этим травмоопасным видом спорта, потому что я мать двоих детей и мне нужно думать не только о себе, но и о них, и не рисковать своей жизнью и здоровьем понапрасну? Что я уже не так молода, и такая нагрузка для моего здоровья слишком высока?».
Парадоксально, но обостренным инстинктом самосохранения почему-то зачастую обладают индивиды, аккурат какой-то особой ценности с точки зрения эволюции для вида не представляющие.
Председатель заседания, старый ханжа и зануда, смотрел на меня своими немигающими рептильими глазками с нескрываемой надеждой и нетерпеливым предвкушением, что ему вот-вот предоставится возможность испытать свое самое любимое переживание - уличить, схватить за волоса и выволочь на суд обожающей публичные порки общественности выловленную среди агнцев паршивую овцу.
- О, боже!
- Боооже!
- Какая же она потрясающая!
- Ох, какая она умница!
- Мне бы такую!
- Всем бы нам таких!
«Или же, наоборот, ты хотел показать мне, что падения, как бы они не были болезненны, все же не смертельны? Чтобы я перестала бояться поражений в жизни? Научилась продолжать двигаться вперед, несмотря на неизбежные удары судьбы, которые получу на своем пути? Ты хотел научить меня не сдаваться?».
Как же хочется выпить!
Я снова поймал на себе препарирующий луч из узких щелей рептильих век. Прости, дружище, я совсем забыл, что ты испепеляешь меня взглядом. Я слишком стар для этого дерьма.
«Или ты хотел дать мне понять, что мне не стоит настаивать и переть напролом, если что-то не складывается? Что преграды и препятствия – это аккурат и есть твои попытки остановить меня, уберечь от гораздо более существенных неприятностей, не дать мне оказаться там, где со мной может случиться по-настоящему серьезная беда? Ты хотел научить меня распознавать твои предостерегающие знаки, которые я по глупости своей всегда игнорирую, не умея читать их?».
Рептильи зрачки делались все более недовольными и раздражёнными: ожидание слишком затягивалось, повода радостно закричать "Ату!" все никак не появлялось.
Старый болван считает меня циником. Циниками он считает всех, кто отказывается относиться к происходящему иначе, чем как к кружку художественной самодеятельности в младшей группе сельского детского сада. То есть, циником он считает меня одного.
Забавно, но несмотря ни на что, я лучший «специалист» этой нашей - я постараюсь не называть ее «шарашкиной», я очень-очень стараюсь, я держусь из последних сил, черт, не вышло - шарашкиной конторы.
- Так что ты хотел сказать ей, брат Серафим? Ты добрый, ты чуткий, ты расстроен и винишь себя, это понятно. Но все это было неспроста. Ты явно хотел ей что-то сказать. Может быть, действительно, не самым... хм... уставным способом, но намерения у тебя были, несомненно, самые чистые и благородные.
- Так что ты имел ввиду, Серафим?
- Что ты хотел дать ей понять, брат?
- Серафим?
- Серафимушка?
- Серафим, что ты хотел сказать?
Что я хотел сказать? Что я хотел сказать? Завязывай узлы крепче, бестолочь!